— Ну-у, Александр Иосифович, это уж ваша забота. Вы себя лучше всех знаете, вы — человек науки, беспристрастный, так сказать, наблюдатель. Придется вам сегодня себя понаблюдать. Нейрограмма ваша у меня есть. Помните, года два назад мы с вами снимали? Срок, конечно, большой, но будем надеяться, особых изменений с тех пор не произошло?
— Нет, нет, не думаю.
— Ну и ладненько. Мы сейчас проведем сеанс, а потом вы сами сядете и аккуратненько проанализируете свои ощущения. И, если захотите, поделитесь со мной выводами. Настолько подробно, насколько сами пожелаете…
— Ах, безусловно, Игорь Валерьевич, все, что в моих сил ах…
Нам бы еще шляпы с перьями — и мы бы с ним уже подметали бы ими пол, расшаркиваясь друг перед другом в порыве благородных чувств.
— Александр Иосифович, вы меня слышите?
— Да.
— Расслабьтесь. Слушайте музыку. Не старайтесь специально на чем-то сосредоточиваться. Сейчас я буду считать. Когда я назову цифру «пять», вы уснете. Приготовились. Раз. Два. Три. Четыре. Пять.
Приемный покой. 5.25.
Катастрофическое количество раненых. Их везут и везут, круглые сутки. А после ночного бомбового удара машины въезжают в ворота госпиталя одна за одной. В половине пятого утра главный врач лично развернул две из них обратно. В палатах правого крыла госпиталя хорошо было слышно, как ругались водители этих машин:
— Куда мне их везти? Может, сразу на кладбище?
— А куда мне их класть? На пол в коридоре? — срывающимся голосом кричал в ответ главврач. — Поезжай, поезжай, попробуй в больницу святой Екатерины!
— Были уж! — В голосе водителя больше отчаяния, чем злости. — Там тоже переполнено!
В госпитале, несмотря на холодную погоду, по приказу того же главврача были раскрыты все окна. Как могли, спасались от невыносимой вони — практически каждый второй в госпитале был заражен гнилой лихорадкой. Ни о какой изоляции речи не шло, поэтому число заболевших увеличивалось с каждым днем.
— Иван Иванович, миленький! Пришли мне антибиотиков! Ну хоть немного! Мы же здесь сгнием заживо! — кричал в трубку главврач, присев на край стола в своем кабинете. Одно название, что кабинет: еще два месяца назад сюда перенесли перевязочную. — Помогай, Иван Иванович! У меня тут кокки размером с черную икру ползают! Выручай, брат! И хлорки! Хлорки побольше! Антисанитария у нас — полная! Что? Дашь хлорки? Ну спасибо, брат!
В полуметре от телефона на перевязочном столе корчился молодой парень без ног. Молоденькая медсестра с красными расчесанными руками неловко обкалывала культи новокаином. Скосив глаза, главврач видел, как гнулась тупая игла.
— Вы можете аккуратней это делать? — сердито спросил он, проходя мимо медсестры, прекрасно зная, что она не виновата и лучше игл сейчас нигде не найти.
— Нет, — не поворачиваясь, огрызнулась девушка, почесав руку о край стола. Халат на ней был заляпан кровью. Раненый смотрел в потолок мутными от боли глазами.
— Дайте ему хотя бы спирту, — гораздо мягче сказал главврач.
— Нету спирту. — Казалось, она сейчас расплачется. — Ночью склад обворовали.
— Почему не доложили?! — Девушка равнодушно пожала плечами, снова почесалась и набрала в шприц следующую порцию новокаина.
— Александр Иосифович? — В дверях показалось бледное лицо старшей медсестры. — Документы на вывоз подписать нужно.
— Почему мне ничего не сказали о краже на складе? — стараясь сдерживаться, спросил главврач.
— Я просто не успела. Вы спали, а потом раненых повезли… — Лицо Людмилы Леонтьевны было синевато-бледным. Александр Иосифович хотел спросить, когда она последний раз отдыхала, потому что за последние двое суток постоянно видел ее в разных концах госпиталя. Да и сам он прикорнул всего на два часа вчера вечером. — Александр Иосифович, подпишите документы.
— Давайте. — Он снова повернулся к столу. — Сколько сегодня?
— Двадцать шесть. Но я думаю, уже больше, — тихо сказала она. — С последней машиной очень тяжелых привезли. Мы их еще не оформляли, но там больше половины безнадежных.
— Откуда? — быстро спросил главврач, подписывая бумаги.
— С вокзала. Целый поезд разбомбили. Люди в эвакуацию ехали…
— Изверги, — сказал Александр Иосифович, невольно трогая нагрудный карман, где лежало истрепанное письмо от родных. Пришло оно давно, около месяца назад. И каждый день он доставал его раз по сто, не меньше, и каждый раз благодарил судьбу за то, что успел вовремя отправить мать, жену и девочек подальше от этого ада. Он помнил наизусть не только каждое слово из этого простого коротенького письма — он мог рассказать, как выглядит каждая буква, каждая запятая быстрого почерка жены, и не уставал улыбаться при виде смазаного кривоватого «папа», написанного младшей дочерью внизу листка.
— Александр Иосифович, вы бы отдохнули немного, — тихо сказала Людмила Леонтьевна, забирая подписанные бумаги.
— Да, да, обязательно. Только на склад схожу.
Выходя из кабинета, главврач еще раз обернулся. Медсестра чесала руки об стол. Голова раненого склонилась набок, глаза были закрыты.
Склад. 6 часов 11 минут.
Александр Иосифович застал на складе двух заспанных солдат. У одного грязным бинтом была перевязана щека, второй был явно контуженный.
— Что здесь произошло? — грозно спросил главврач.
— Так это… ограбили склад… — сипло ответил тот, что с щекой.
— А вы где были?
— Мы… это… того…
— Проспали? — чуть повысил голос Александр Иосифович, хотя не имел привычки кричать на раненых. Но здесь эти двое были уже не ранеными, они охраняли склад.